И в радости, и в беде

Последний караван судов Дальневосточного пароходства, выгрузившись в портах Восточного сектора Арктики, группировался в Чукотском море в ожидании проводки до чистой воды добросовестного труженика, утюжившего всю навигацию, на протяжении нескольких долгих месяцев, вдоль и поперек упрямые, толстые и коварные массивы Северного ледовитого океана. А ледокол задерживался, собирая оставшиеся, разрозненные, стремившиеся полностью освободить свои трюмы от малейших намёков на груз, маленькие и большие танкер и сухогрузы. Сюда они смогут вернуться значительно больше чем через полгода, когда долгую полярную ночь с радостью сменит яркий полярный день. Но до этого надо пережить столько морозных, опасных месяцев. Когда в кромешном мраке трещат и грохочут, наползая друг на друга, образуя ледяные горы, огромные глыбы. Грозно ревут белые медведи, безжалостно и решительно избавляясь от своих проблем, ищут пути выживания зверюшки помельче.
Стрелка судовых часов сообщила, что подошло время ужина. Виктор заглянул в каюту своего друга Валентина, c которым они привыкли постоянно быть вместе. Проходивший мимо боцман заметил, что видел второго механика на шлюпочной палубе. Электромеханик поднялся наверх и обнаружил друга сидящим на банке (так моряки называют табуретку), рядом стояла другая. Тот улыбнулся и кивнул головой, дескать, садись поближе. Поёжился от неласкового дыхания осенней Арктики.
Виктор присел и с сарказмом поинтересовался, на какое представление приобретены билеты.
— Молчи, салага, лучше сбегай к боцману, попроси тулуп вахтенного матроса. Зрелище будет грандиозным и продолжительным. Северное сияние называется.
Тулуп, заботливо предусмотренный строителями судна и его первыми снабженцами, уютно укрыл молодых людей, и только сейчас Виктор взглянул на небо и тихо ахнул. Оно всё сияло, искрилось, переливалось разноцветными огоньками, узорами, шлейфами невообразимой расцветки и яркости, перекатывалось цветными волнами. Оно было живое, дышащее, манящее, распахнутое на весь окружающий небосвод. Неземной художник использовал всю имеющуюся в природе гамму цветов, и постоянно меняя их сочетания, искусно переводя из одних оттенков в другие, создавал нереальное, фантастическое зрелище. Это грандиозное, завораживающее полотно, созданное непостижимым образом всемогущего творца, притягивало, не давало возможности отвести от него взор. Картины причудливо менялись, изображения переливаясь, переходили из одной ипостаси в другую, появлялись необычные оттенки, чудесным образом преобразовывались сюжеты.
Мало этого, создавалось впечатление, что из глубины Небес звучит негромкая, но величественная, жизнеутверждающая музыка. Что-то подобное Виктору довелось услышать через много лет в Домском соборе латышской столицы, где его окружат, запеленают, убаюкают величественные звуки известного на весь мир органа.
Друзья, прижавшись друг к другу, забыв о времени, предались созерцанию этого диковинного зрелища. Вот и ночь пожаловала на судно, давно остыл вкуснющий флотский борщ, который, наконец-то, убрала со стола беззлобно ворчащая буфетчица, а ребята всё никак не могли покинуть шлюпочную палубу. И только тогда, когда небесный театр начал притушивать огни своих рамп, стали бледнеть краски, а сквозь распадающееся на части великолепнейшее полотно проступать бледные арктические звезды, друзья вспомнили, что Валентину пора на вахту. Душу бередила лёгкая грусть расставания с миром, допустившим их в свои сокровенные, неизведанные доселе парадные покои, но заполняло её и особое чувство просветлённости от соприкосновения с творением высших мастеров.
Но этот эпизод из жизни моряков вовсе не означает, что их повседневная жизнь только и заключалась в любовании красотами, любезно предоставляемыми доброжелательной природой. Море есть море. И путь тех, кто выбрал эту стезю, не усыпан розами, наоборот тяжёлый, опасный, иногда очень опасный.
Добравшись из Арктических широт до родного порта, судно подремонтировалось, экипаж немного отдохнул, ощутив под собой твёрдый берег, и вот новый рейс. Впереди Северная Корея, где предстоит погрузка яблок назначением в порт Москальво для дальнейшей отправки в Оху — город сахалинских нефтяников.
Ничто не предвещало каких-либо потрясений или неприятностей. Пришло судно с грузом в порт назначения ночью, а под утро хлопотливые грузчики приступили к работе. Неспокойное Охотское море, непредсказуемая погода, ледяное дыхание Арктики на пороге зимы не давали возможности расслабиться. Выгрузка шла ровно, без сбоев. Если всё обойдётся без сюрпризов, дня за три-четыре выгрузимся, полагали моряки, а дальше намечался рейс в знойные тропики. Тем и жили, такой ход событий и ожидали.
После обеда, друзья подошли к капитану и попросили разрешения сходить в посёлок, отправить родным на материк посылочки. Очень просили старики купить в Корее лекарство на основе корня женьшень. Дескать, там его хоть лопатой греби. Ситуация складывалась несколько иная, лекарство было, но не совсем так, как это представлялось где-то в западной части страны. И скажем мягко – не слишком дёшевое. Но кто станет экономить на помощи родителям? И вот надо это лекарство отправить. А по окончании выгрузки прямиком в страны, где растут кокосовые орехи, по пальмам прыгают болтливые попугаи, нет никакого снега и морозов. Капитана, однако, что-то смущало, беспокоила непонятная тревога. И хотя до посёлка было недалеко — километров пять, да ведь Север, опять же глубокая осень.
— Поторопитесь, ребята, нигде не задерживайтесь. Я в этих морях три десятка лет проходил, ох, не верю здешней погоде.
Друзья без раздумий, быстрым шагом, двинулись в путь. Даже не стали тепло одеваться. Набросили телогрейки — молодые, горячие. Правда, Валентин обмотал шею лёгким шарфом. Расстояние до посёлка преодолели успешно, отстояли небольшую очередь, сдали свои посылочки, а выйдя на улицу, были неприятно удивлены. Приветливое солнышко cкрылось за невесть откуда-то появившиеся густые облака, интенсивно собирающиеся в тучи. Начал задувать ветер, посыпал снежок.
Моряки переглянулись и, не сговариваясь, сошли с ненадёжной, покрывающейся заметью дороги на рельсы узкоколейки, которая соединяла порт с посёлком. Всё-таки они твёрже, заметнее и, казалось, надёжнее. Как назло, ветёрок задувал в лицо. Шли ходко, напористо, с надеждой посматривая в сторону портальных кранов, которые, как маяки, служили им ориентиром. Да видно где-то там, наверху, некие могущественные и злые силы приняли решение не в пользу ребят. Ветер усиливался с каждой минутой, лёгкая поначалу метель превратилась в пургу.
Моряки были не робкого десятка, опять же твёрдо знали, что отступать им некуда, их дом — судно, семья — экипаж, да и у каждого есть свои служебные обязанности, за которые он чётко отвечает. И потому — впёрёд, навстречу ветру. Мы — флотские.
Исчезли из виду крайние дома посёлка, перед ними расстилалось заснеженное поле, иногда, сквозь разрывы в тучах просматривались портальные краны, а затем в густой снежной пелене исчезли и они. Разгребая ногами всё увеличивающийся слой снега, ребята постоянно держали контакт с рельсами — это было их спасение, их надежда на то, чтобы добраться до цели. Изредка останавливались передать друг другу шарф, на какой-то десяток минут укрыть голую замерзшую шею.
Казалось, время остановилось, чего не скажешь о пурге. Сорвавший где-то со склонов сопок на севере Охотского моря арктический шквал безо всякой жалости и сочувствия, всей своей мистической мощью обрушился на людей. Что ему эти две травинки в бесконечной белой, беснующейся пелене, ставшей такой плотной, что не было видно даже кончиков пальцев на вытянутой руке. И тут случилось самое страшное. Когда они на минуту остановились, чтобы передать от одного к другому шарф, а затем двинулись дальше, то с ужасом обнаружили отсутствие под ногами надёжного металла. Потеряли узкоколейку!!!
Стихия, словно догадавшись об этом, взбеленилась пуще прежнего. Ветер выл, свистел, стонал, казалось, прямо над ними в сатанинской ярости и радости носилась, бешено хохоча, старуха в белом одеянии. Надежда уходила с каждым новым порывом ветра. Разговаривать стало совершенно невозможно, даже кричать было нельзя, ветер относил звуки в сторону и тут же забивал снегом рот. Друзья, не сговариваясь, опустились на колени, и стали шарить по снегу заледеневшими руками, в последней надежде найти рельсы. Моряки прекрасно понимали, что, если они не обнаружат спасительную узкоколейку, то путь у них один — в угрюмые просторы замерзающего у берегов огромного дальневосточного моря. А сколько продлится ураган? Может, день, может, два, а может и две недели… А сил осталось на считанные часы, может, и на минуты.
И вот, когда надежда уже, можно сказать, приказала долго жить, Валентин, оказавшийся метрах в пяти от друга, так истошно заорал, что не услышать его было невозможно.
— Рельсы, Виктор, рельсы! Вот они! Давай сюда!
Оба, не поднимаясь с колен, вцепившись скрюченными от холода пальцами в обжигающий, морозный металл, стали медленно передвигаться вперёд. Боли уже не ощущалось, в голове молотом билась одна мысль: «Только не потерять снова рельсы, только не потерять…» Всё остальное отступило в сторону, казалось мелким, несущественным. Сантиметр за сантиметром, метр за метром, вперёд к слабой, тоненькой ниточке надежды. Там жизнь, там тепло, там друзья, нас ждут.
Казалось, уже сама пурга устала выть и злобно хохотать, а может, она, увидев упорство и волю к жизни совсем молодых ребят, решила на этот раз их пощадить. Да и что ей до того, будет в её активе на две жертвы больше или меньше… Так или иначе, но после одного из лёгких разрывов в плотной бело-серой пелене они увидели по гусиному изогнутую шею огромного портального крана. Собрав оставшиеся силы, бросились к нему. А рядом их судно. У борта и трапа в напряжённом ожидании собрался почти весь экипаж. При виде Валентина с Виктором над портом прокатилось громкое «УРА!»
Их подхватили, втащили на борт, буквально на руках внесли в каюту. Через некоторое время они стояли в душе, прислонившись спина к спине, из распылителя вырывалась горячая вода, почти пар, а они никак не могли успокоить то ли нервную дрожь, то ли последствия переохлаждения. Как говорится, «зуб на зуб не попадал». И тогда мудрый, опытный судовой врач предложил им зайти в лазарет. Ни слова не говоря, налил по полстакана медицинского спирта, велел принять, а затем приказал: «Срочно в постель».
Спали друзья почти сутки, после чего, смущенные доставленным беспокойством и тревогой экипажу, предстали в кают-компании. Однако встречены были беззлобными шутками, подколками и откровенной радостью по случаю их спасения.
Впереди были тропики, полные непонятной неги и мечтаний душные ночи под чужими созвездиями, летучие рыбки, планирующие над голубой зеркальной гладью, приветливые друзья людей — дельфины, огромные просторы ласковых южных морей.
А северные всё-таки ближе, ведь это часть нашей Великой Родины.
Владимир ЗЮЗЬКЕВИЧ